последние года два - это корочка, которой покрывается моя кожа. последние месяцев шесть - это попытка содрать эту корочку заново; содрать до такой степени, что рана незаметно начинает гноиться; содрать любым способом и ковыряться любым ножом. когда ты прекращаешь надеяться на собственные возможности, ты раздираешь рубец в ожидании червей, которые прогрызут дырку хотя бы в пространстве, если, не дай бог, не во времени. я продолжаю любить тот факт, что, как любому правильному человеку без перспектив в любой попкультурной истории, мне предоставится утешительная червоточина, которую я буду любить и жаловать так, как не любил и не жаловал ничего. а, собственно, совершал ли я ошибки? я дёргал не того человека за руку? я вступил не в ту кучу дерьма? я однажды заварил какую-то неправильную кашу, которую меня оставили расхлёбывать одного? почему любая ненависть в этом мире мне кажется радостнее того, что мне оставили ощущать? ненависть здесь ни при чём, это рана совершенного иного толка - не ожог, а бумажный порез (о свидетельства и апелляции, о фотографию в паспорте, о письма, которые я писал). красная круглая металлическая коробочка, в которой лежали открытки и чьи-то волосы, сейчас плавится и выжигается в солнечных лучиках, где-то в совсем другом месте, там, где это лучики есть. я отчётливо вижу, как загорается ленточка, которой перевязано "приветы из петербурга!" или "я хотел бы, чтобы ты была здесь". я тоже хотел бы, чтобы здесь что-то было, но явно не ты и не я, и никакой другой исправно функционирующий организм. я хочу правильной участи, режущей и больной. последствия - это самая мерзкая часть любой красивой истории, когда ты хотел бы сказать: "а потом он схватил самую красивую девочку в баре и они уехали на закате", но вместо этого говоришь: "а потом он столкнулся с последствиями". никакого образного мышления, никакой непростительной мерзости, никакого резинового жгута, но очередь в круглосуточное окошко макдональдса в три часа ночи и обплёванная лавочка в сквере напротив памятника. ты можешь сколько-угодно трудиться во благо гностических ценностей, но никогда не наденешь тот сарафан, который носил в пятнадцать и не покуришь под деревом во дворе. мама заметит, ну и не случится ничего. у людей столько всего отвратительного впереди! странно, что обычное течение времени вызывает у меня позывы к такой густой чёрной рвоте.
как будто время - это река, а ты - производственные отходы, и экологи рано или поздно до тебя доберутся. доберутся же наверняка. огромная ржавая машина грядущего марта сплюнет тобой во имя вселенской чистоты и радости.
-
да на тебя больно смотреть, страдалец хуев! какие образы, какие превозмогания?
-
он захлебнулся собственной кровью посреди площади, три часа дня, а он всё вытекает и вытекает. какие теперь последствия?