снег возле рынка, говорит мне. снег возле рынка выпал, и я видел, как все эти овощи попрятали в маленькие пакеты, а пакеты засунули, значит, в багажники. и уехали. однажды тебя тоже спрячут, говорит, надо только, чтобы снег правильно выпал. кровать здесь стоит, как операционный стол, точно тебе говорю. спрячут в пакет, возьмут большой нож и будут тебя чистить, тебя будут долго чистить и резать, а всё, что не нужно, выбросят в мусоропровод, а оно возьмёт, и начнёт катиться обратно. получается, в таком случае, что тобой сплюнут, и от тебя останется лужа, и кому-то нужно будет разводить в белом тазике мыльную воду и аккуратно тебя смывать. какая-то очень маленькая получается большая стирка.
снег на проспекте выпал вчера, и улицы взяли и заскользили. знаешь, сколько по ним спускалось людей? я их спросил, и куда вы думаете от этого уходить, а они все навалом сползаются вниз и повторяют: рядом вокзал, очень удобно. спешили очень. бегут от снега, как от последнего мора; у кого не хватило места или чего-то ещё на билет, те всё равно выходят на перроны и лезут под поезд. ну не умирать же им там, просто хватаются за колёсики и вот так и едут, пусть даже не целиком, обнимают свои пакетики, кто, чем может, и едут. все слышали, что там много чего отвалилось.
говорит, я тебя видел вчера на улице, когда снег выпал. ты там стоял на проезжей части, и я думал ещё спросить тебя, почему ты там взял и застрял. как будто залез под какую-то сломанную текстуру, но потом ты мне сам сказал. сказал, что ты очень устал, и тебе бы просто взять и разучиться двигаться. а двигалось всё как растекается по бумажке лужа жидкого клея, как когда переворачиваешь в руках бутылку с шампунем, как когда перемешиваешь в каструле пачку фруктового желатина.
что приходило со снегом? на каждый этаж было по два корридора, в каждом из них по четыре окна, каждое окно - четыре стороны, у каждой стороны - пороллоновая полоска, по одной чугунной батарее на каждое окно. и вокруг - тесно - клетчатые ветровки и джинсы трубой. батарея - за головой, пальцы - на голове, голова - на батарее. на пол натекает красная лужица, говорят, ну и много же этой жижи пузырится под твоим черепом. нужно было как можно скорее начинать слизывать с пальцев, чтобы они не липли друг к другу. потом - более 700 шагов, некоторые из них вдоль рынка, все - снег и что-то капает из-под шапки снег и что-то капает из-под шапки снег и капает из-под шапки. мама, слушай, я снова пролил чуть-чуть своей головы в овощном павильоне.
вчера возле рынка выпал снег. и люди были готовы разделать и замариновать что-угодно. я видел, как кто-то бил ножом по сугробам; вскрывал ржавым штопором электрические щитки, трогал все выключатели; все, что воспринималось стеклянным и острым, воспринималось спасением. никто никого не трогал, но все потрошили снег. я видел людей на фонарных столбах, которые жгли себе руки и трясли ими над головой - они отпугивали холеру, которая раскачивалась вокруг них, как рваная белая штора. ты говорил нам всем - не забывайте слизывать с пальцев.
очень давно совпадало так, что со снегом была ещё девочка. я хорошо помню, как ты рассказывал нам о ней. это у неё был красный лакированный портфель. она спрашивала, мол, лапки у тебя чего такие холодные. ты куда это смотришь постоянно. и ты думал: вот бы тебе новые лапки, вот бы не было так стыдно и рвотно. на обочине слева огромной лопатой сгребали остатки снега - на него поналипала грязь и размокшие окурки; снег комками падал в канаву, смешивался с густой тротуарной слякотью, раскатывался под большими жужжащими колёсами грузовика. здесь не оставалось больше ничего белого. девочка снова говорит, подожди здесь - я возьму что-то перекусить, ну и пойдём; и засовывает пальцы под твой капюшон. стошнило, пошёл снег.
вчера я был на площади, и видел, как там выпал снег. я видел, как люди хватали полуразбитые бутылки и банки и пытались отловить в них кусочки заразы; я видел, как они избегали земли под своими ногами и боялись наступать в собственные следы. я вижу это сейчас. человек с подожженной ладонью утверждал, что, если он все правильно понимает, то эти тучи нужно просто содрать, как загноившийся пластырь. снег затвердевал паклей на всех козырьках и фонариках. естественно, он блестел, но явно не так, как блестят монетки в заднем кармане, это было не то же самое, что упаковочная фольга. все мы знали - это сукровица на чьей-то огромной ране. ты говорил нам всем - не оставляйте ничего белого. ты говорил нам всем - это просто вода, в которой нас будут стирать. кто бы подумал, что они начнут тебя замечать.
что началось вместе со снегом? я говорю: усталость. мы говорим: все, что тогда началось, взвыло как брошенная собака, и не замолкало с тех пор. ты говоришь: я родился в четыре утра. я говорю: я знаю, что это была за трещина - это первая мысль, с которой нам приходилось рождаться. мы говорим: острые вещи, грязные вещи, ржавые вещи - так ты продолжаешь существовать. ты говоришь: я помню, что они говорили, когда говорили обо мне. я говорю: все мы однажды открыли глаза впервые. мы говорим: есть то, что мы видим, когда знакомимся с существованием. ты говоришь: они усаживают всех в гостиной, выносят в центр стола огромный телячий стейк, бьют столовым ножом по бокалам. я говорю: и говорят. мы говорим: ровно три года назад, когда наш малыш впервые появился на свет. ты говоришь: шёл снег.
вчера люди на улице были облегчены. они сели между прилавками; между ступеньками; между столбами; сквозь забор с колючими проводами и взяли друг друга за руки. наконец-то, восклицают они, теперь мы знаем, кто нас уничтожил, и мы знаем, кто нас спасёт. девочка-красный-портфель открывает рот и ловит снег языком.
снег продолжал идти, такова его природа. кто же разучит двигаться снег. на дверь в подъезде поставили огромный железный замок, и он кряхтел каждый раз, когда его кто-то двигал. кто будет прыгать через скамейки вместе с другими детьми. кто будет искать в кустах зажигалки вместе с другими детьми. кто будет прыгать бить веточкой обледеневший ручей вместе с другими детьми. другие дети. ты в это время заблудишься посреди рынка - ты кричал полчаса, а потом впервые увидел над собой что-то по-настоящему мёртвое. всё внутри тебя стало заметно больше, когда ты столкнулся с этим; как будто внутри тебя на веревочках дергалась охапка резиновых шариков. ты в это время будешь смотреть на то, как мама упаковывает свою самую дорожную сумку и уходит; говорит, что это пора попрощаться. кряхтит замок. кряхтит замок. а теперь пора сказать: привет, я так рад, что всё снова так же плохо, как было раньше, но теперь мы снова будем барахтаться в этом вместе. кряхтит замок. бумажная вертушка раскручивается на люстре; папа говорит, что им всем очень одиноко, и следующие пару месяцев ты будешь смотреть на другую вертушку. кряхтит замок. я люблю тебя. ты проваливаешься в сугроб.
снег заметал их ботинки. так получилось, что люди открыли глаза, как это бывает у всех впервые, и узнали чуть больше, чем мор и холеру. горло - твое, рука - чужая, рука - горло. ты помнишь, что первый снег, с которым ты встретился, падал резкими толчками и напоминал размокшие хлебные крошки; как будто кто-то знал, как голоден ты будешь к жизни, и вытряхнул для тебя свою хлебницу.
ты говоришь: вам понадобятся ножи. они точат их о собственный позвоночник. смотри, сколько в тебе усталости. они больше не будут бояться снега, как мора, они расправятся с ним как справляются с грязным пятном.
замок поменяли спустя пять лет. эти пять лет сделали с тобой что-то по-настоящему мёртвое. я говорю: у тебя была куча возможностей чувствовать себя человеком. мы говорим: у тебя есть все причины чувствовать себя стервятником. ты говоришь: вот бы мне новые лапки. я говорю: я помню, как ты их жёг. мы говорим: мы помним все уродливое, и это все, что у тебя осталось. ты говоришь: однажды я дал человеку погладить меня по затылку. я говорю: очень плохой щенок. мы говорим: все руки, которые ты знал, были кормящими. ты говоришь: однажды я делал красивые вещи. я говорю: это просто вторая пасть. мы говорим: которая ест тебя изнутри. ты говоришь: я пытался испытывать. я говорю: стыд. мы говорим: злоба. ты говоришь: я пытался выговорить слова. я говорю: на что они были похожи. мы говорим: на кряхтящий замок. ты говоришь: кем я оказался в конце концов. я говорю: мор. мы говорим: острые вещи, грязные вещи, ржавые вещи.
ты бы знал, какую лужу ты оставил после себя. из канавы выбились мыльные ручейки. мы бежали вдоль них всё утро.